Историю войны своего деда рассказывает житель сл. Верхнемакеевка Кашарского района Сергей Целищев, член Клуба друзей «Слава труду».

— Хочу рассказать сжатый рассказ о войне моего деда Дмитрия Дмитриевича. Я не буду описывать все подробности о пережитых им ужасах, дабы не искушать и не пугать читателей. Жители Андреевского и Кулугур в Кашарах ещё помнят мою родню и деда. К сожалению, с многочисленными переездами у нас не сохранилось ни одного его фото. Пусть этот рассказ станет ему вахтой памяти в Бессмертном полку, — говорит Сергей Целищев.
До войны Дмитрий Дмитриевич жил и работал в пос. Гилинка Новокузнецкого района. Высокий, молодой, красивый мужчина. Строил рубленные дома, дальше Сибири нигде не был, мечтал мир посмотреть, в молодости не пришлось. Да, Гитлер помог. Вот его рассказ:
«Собрали нас, погрузили в эшелон, все плачут, а я нет — не о ком плакать. Детдомовский я, ни роду, ни племени. Ну, думаю, одно утешение — хоть мир посмотрю.
— Ох, и посмотрел, — говорил дед сквозь слёзы, — ох, и посмотрел.
Всегда плакал, когда рассказывал он о войне.
Поначалу было страшно, жутко, потом привыкли к грохоту, крику, жуткой смерти. В бой, как на работу, шли. Бежали в атаку и завидовали тем, кому руку или ногу оторвало: если выживут, то навсегда уйдут из этого ада.
В плен попал без сознания с осколочным ранением в голеностопный сустав. Рана не заживала до самой смерти. Очень болела нога. Было много раненых, многие просто гнили, никакой помощи, умирали. Очень хотелось есть и пить. Спали, как скот, наповал на сырой земле. Чтобы мы «не скучали», какой-то немецкий офицер придумал для нас развлекательную программу: носить ведрами воду из реки, наполнять большую цистерну. И как только её наполняли, немец открывал кран и спускал всю воду. Потом всё начиналось сначала, и так без конца. Кто не выдерживал и падал, его тут же расстреливали. Один из пленных попил воды, ему тут же вспороли живот ножом, потому что вода не его.
Послали нас копать окопы, смотрю — сидит боров и сало ест. Его куда-то позвали, и он пошёл. А я выскочил из окопа, схватил хлеб, сунул за пазуху и обратно в окоп. И тут же вернулся этот немец. Увидел, что хлеба нет и поднял свой «хай». А я вырыть ямку успел и прикопал хлеб. Сбежались немцы, построили нас, и начался обыск. Я попался. Выдали оставшиеся крошки в гимнастерке. Били, били нещадно и приговорили к смертной казни, сказали повесят.
Вешали нас по-одному, чтобы страшнее было. Дошла очередь и до меня. Накинули петлю на шею, стали зачитывать приговор. Мне в бою не так страшно было, как тогда, я со светом белым простился. Но тут вдруг приехал какой-то генерал и отменил казнь, сказал, пленных не убивать, а отправлять на работы. Это меня и спасло.
Решились мы на побег вчетвером и убежали. Днём прятались в лесу, а по ночам шли. Попалась нам на пути воронка от снаряда полная дождевой воды, припали мы к ней и стали жадно пить. Голодные, один пил, пил и умер. Бог дал, к своим попали. Потом госпиталь, и снова в бой. Служил дед у маршала Конева. Победу встретил в Берлине.
P.S.
Я часто приносил деду махорку, она тогда стоила 16 копеек, он делал самокрутки из газет и с удовольствием курил. Я до сих пор помню запах того дыма. Дед очень любил три песни: «Тёмная ночь», «Чёрный ворон» и «Сибирь, Сибирь, люблю твои снега», скучал по Сибири. Он никогда не смотрел фильмы про войну. Хорошо играл на гармошке. Будучи учениками, в школе изучали немецкий язык, дед не переносил его, выходил из дома, когда мы учили домашние задания, сидел во дворе и курил самокрутку и о чем-то все время думал. Похоронен дед в сл. Кашары.